Встреча человечества с вирусом COVID-19 напомнила каждому из нас, насколько хрупкой является жизнь человека, и заставила многих пересмотреть свои жизненные ценности. Для врачей работа в условиях риска, сражение с такими невидимыми врагами, как вирусы и бактерии, — это повседневность. Однако в условиях пандемии COVID-19 число медицинских работников, заболевших и даже погибших от новой коронавирусной инфекции выросло, а больницы и поликлиники стали местом особо ожесточённого сражения с опасным вирусом.
Среди первых на передовой борьбы с COVID-19 оказались сотрудники медкомплекса в Коммунарке под руководством своего главного врача Проценко Дениса Николаевича, кандидата медицинских наук, главного внештатного специалиста по анестезиологии-реаниматологии, заведующего кафедрой анестезиологии-реаниматологии РНИМУ им. Н. И. Пирогова. Именно он стал сегодня нашим гостем, за что мы ему очень благодарны.
— Денис Николаевич, хотелось бы начать наше интервью с вопроса о вашем профессиональном пути. Почему именно анестезиология-реаниматология?
— Во-первых, потому, что это одна из специальностей, где очень быстро приходит персональная ответственность. Например, когда становишься хирургом (а почти все мальчики хотят стать хирургами), то ты долго учишься, ассистируешь, помогаешь. И только лет в 40 у тебя приходит личная ответственность, когда сам начинаешь оперировать, принимать решения и отвечать за свои действия. У анестезиологов-реаниматологов это наступает гораздо раньше. Во-вторых, ещё в студенчестве я начал работать санитаром в отделении реанимации, что также повлияло на мой дальнейший выбор. И в-третьих, мне всегда хотелось лечить пациента, а не отдельный его орган, не быть узкопрофильным специалистом. И медицина критических состояний — в России она называется анестезиологией-реаниматологией — это та область, которая занимается не какой-то одной болезнью, а пациентом в целом.
Наверное, эти три составляющие определили мой выбор специализации.
— То есть по окончании школы вы уже были сознательно готовы работать врачом?
— Абсолютно. После восьмого класса я пошёл работать санитаром в отделение реанимации острых отравлений. Наверное, тогда всё и началось.
— Как вы оцениваете свой профессиональный путь за прошедшие два десятилетия?
— Как я сам могу оценивать? Я шёл и шёл… А давать оценку должны мои учителя и люди, мнение которых мне небезразлично.
— Есть ли у вас некий план на ближайшие 5–10 лет?
— Нет, теперь нет. И я думаю, что в той парадигме, в которой мы сейчас живём, планировать что-то очень сложно. Разве год назад у меня были планы возглавить больницу, специализированную на COVID-19? Нет, планы были совсем другими. Мы должны были открыть в этих стенах многопрофильную больницу с онкологическим кластером. И мы шли к этому с нашей командой, а потом в один день (это было 29 февраля, если я не ошибаюсь) мы превратили многопрофильную больницу в коронавирусный центр. Буквально за несколько часов. Как говорится, если хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах.
— Как на сегодняшний день оценивается польза компьютерной томографии при диагностике инфицирования COVID-19? В начале пандемии люди стали делать её массово при малейшем подозрении на заболевание. Правильно ли это?
— Сейчас отношение к компьютерной томографии (КТ) у нас стало очень сдержанным в силу накопленного опыта. Мы понимаем, что динамика изменений картинки компьютерной томограммы у пациентов разная. И в настоящее время такие методики, как КТ, — это неосновной метод диагностики. Главное — это клинико-лабораторная картина. Когда вы себя хорошо чувствуете, делать КТ не нужно.
— Когда началась массовая паника, многие именно так и поступали.
— Вы произнесли ключевое слово «паника». При панике происходит самолечение. Используем ли мы в стационаре КТ? Да, конечно. Но сейчас в Москве уже выстроен порядок госпитализации и направления пациентов на стационарное лечение таким образом, что в больнице не находятся пациенты даже средней тяжести. Мы госпитализируем только тяжёлых пациентов, у которых показания для выполнения КТ есть. И сегодня КТ органов грудной клетки уже не входит в систему первичного обследования с целью выявления случаев заболевания.
Но в данной ситуации нельзя винить ни врачей, ни пациентов, потому что ещё весной действительно было большое количество неизвестных на фоне тревожных новостей от наших коллег из Европы и Азии. На тот момент ещё не было надёжных, достоверных и быстрых лабораторных методов диагностики, поэтому использовали результаты КТ именно как отправную точку. Сейчас эти взгляды очень сильно пересмотрены.
— Не секрет, что сегодня часть пациентов, у которых имеются признаки заражения, не сдают тесты на коронавирус и лечатся с диагнозом «пневмония неясного генеза» или даже вовсе не обращаются к врачу. Как вы относитесь к этой ситуации?
— Я предполагаю, что люди не выполняют анализ на коронавирус, в частности методом ПЦР-диагностики, потому что боятся мониторинга. И это, конечно, неправильно. Сами пациенты часто ссылаются на западную медицину, но там как раз ведётся строгий учёт заболеваемости. В любой стране из социального мониторинга и клинических наблюдений складывается не только статистика, но и дополнительные рекомендации к лечению, включая коррекцию и улучшение помощи больным.
Гораздо безопаснее оказаться под социальным мониторингом, нежели инфицировать вокруг массу людей и самому быть в опасности в связи с уклонением от медицинского контроля и наблюдения. Поэтому, с моей точки зрения, отказ от ПЦР-диагностики — это определённая социальная незрелость, как и неиспользование масок.
Почему я продолжаю публично носить маску, зная, что переболел, а после того как уровень иммуноглобулина G снизился, я привился? Потому что окружающие люди этого не знают. И я думаю, что каждому из нас гораздо спокойнее, когда неизвестный человек находится в маске и на определённой социальной дистанции.
Также и с социальным мониторингом. Это действительно помогает сдержать развитие пандемии. Посмотрите, несмотря на крайне непопулярную меру под названием lockdown, те страны, которые ввели эти жёсткие меры вовремя, оказались в лучшем положении до появления вакцины. Конечно, сейчас я очень уповаю, наверное, как и все мои коллеги, на новые вакцины от этого заболевания и, безусловно, призываю к вакцинации. Потому что это один из инструментов по сдерживанию и управлению инфекцией, особенно для людей, относящихся к повышенной группе риска.
— То есть даже если мы уже переболели коронавирусной инфекцией, то количество антител со временем всё равно падает?
— Конечно. И когда оно приближается к минимальным значениям, то самое время делать прививку.
— Поделитесь своим опытом борьбы с этой инфекцией. Как вы переносили заболевание?
— Я перенёс заболевание в лёгкой форме, без госпитализации. Во время болезни находился здесь, в этих стенах, и коллеги меня дистанционно консультировали через шлюз. В моём случае никаких особенностей в течении этого заболевания не было.
— Какие бы рекомендации вы дали людям, заболевшим коронавирусом?
— Главная рекомендация, как мне кажется, — не паниковать!
Что касается лечения, то идеального лекарства от этого заболевания в настоящее время нет, поэтому нужно самостоятельно следить за своими показателями, измеряя четыре раза в день температуру, частоту дыхательных движений и сатурацию. Для бытового использования, наряду с термометром и тонометром, появился новый прибор — пульсоксиметр. Надев его на ногтевую фалангу, можно посмотреть два показателя: частоту пульса и сатурацию. И если температура выше 38° держится в течение трёх дней, одышка более 28 дыхательных движений в минуту, а сатурация ниже 93, то это тревожные признаки, которые требуют обращения за экстренной медицинской помощью.
По статистическим данным, которые в настоящее время накоплены в отношении коронавирусной инфекции, большинство людей болеет бессимптомно или малосимптомно, и лишь у относительно небольшого количества имеются проявления, которые требуют лечения, в том числе и стационарного. В этом и заключается сложность контроля заболевания: большое количество инфицированных людей не чувствуют, что они болеют, игнорируя определённые меры и средства индивидуальной защиты и способствуя тем самым расширению круга заболевших. А увеличение заболевших приводит, соответственно, к увеличению количества людей, которым требуется стационарное лечение. Вот и весь эпидемиологический секрет этой болезни.
Поэтому ещё один важный совет всем заболевшим: даже если вы себя хорошо чувствуете, выполняйте карантинные требования, не ходите по городу, не заражайте окружающих, не способствуйте распространению инфекции. Вполне возможно этим вы спасёте чью-то жизнь!
— Как долго будет сохраняться иммунитет после вакцинации?
Мы проводим регулярный мониторинг иммунитета к COVID-19 у наших коллег в рамках контроля заболеваемости внутри подразделений больницы № 40. Иммунитет ведёт себя абсолютно по-разному. Например, у меня уровень иммуноглобулина G выше 10 держался в течение девяти месяцев.
| Справка DNA health:
Для того чтобы оценить иммунитет человека к любому заболеванию, в том числе к COVID-19, проводится анализ на иммуноглобулины М и G. Иммуноглобулины М (IgM) начинают вырабатываться нашим организмом в первую неделю заболевания и пропадают спустя 1–3 месяца после начала болезни. |
У кого-то из коллег, которые, как и я, переболели ещё весной, до сих пор держится высокий уровень IgG, т. е. это очень индивидуально. Поэтому, чтобы получить среднестатистические результаты, нужно проанализировать большой пул данных и взять средние величины (убрать минимальные и максимальные цифры по длительности сохранения иммунитета). Тогда мы получим максимально приближённую к реальности информацию: как долго держится иммунитет после заболевания; сколько держится иммунитет у пациентов, которые не болели и были привиты; сколько держится иммунитет в когорте пациентов, которые переболели, но у которых уровень иммуноглобулина упал, и т. д. Это действительно очень кропотливая работа.
— На ваш взгляд, когда снимут все ограничительные меры и мы начнём свободно передвигаться? Когда сможем снять маски?
— При коронавирусной инфекции я вообще не сторонник прогнозов.
Если мы посмотрим на наших южно-азиатских соседей, то для них пандемия и связанное с ней ношение масок — это как новый образ жизни. Например, в Японии вы не увидите человека без маски и вне пандемии.
Конечно, Юго-Восточный регион в плане трансмиссивных инфекций, передающихся воздушно-капельным путём, всегда в эпидемиологическом плане более опасен. Но мне кажется, что у них ношение масок стало даже неким элементом дресс-кода и моды, к которому я очень отрицательно отношусь. Маску нужно раз в три часа менять, и гораздо проще менять дешёвую трехслойную, чем маску от какого-то бренда, купленную за безумные деньги.
Что касается передвижений, то сейчас по всему миру говорят о паспортах иммунизации, или прививок. Мне видится, что, возможно, это станет дополнительным требованием, таким же как и виза, для посещения тех или иных стран. Я в этом, кстати, ничего плохого не вижу, поскольку это снизит уровень заражения инфекциями и даст возможность людям свободнее передвигаться.
Последний год привёл к очень сильному изменению мирового рынка услуг и показал, что не все перемещения так уж необходимы. Например, если говорить о медицине, то мы привыкли раз в год обязательно собираться на российских и международных съездах, посвящённым разным специальностям, для обмена информацией. Сейчас всё это прекрасно происходит удалённо. Это, наверное, новая веха в коммуникациях и общении. Может быть, она даже более правильная, потому что позволяет большему количеству людей с разными финансовыми возможностями принимать участие в этих конференциях, исключая расходы на перелёты и проживание в гостиницах, и более оперативно обмениваться информацией.
Я прекрасно понимаю, что никакая онлайн-конференция не способна заменить радость от общения и посещения новых стран, но профессиональную информацию и опыт от коллег перенять можно.
— Люди, которые переболели коронавирусом, пишут в соцсетях, что у них возникли проблемы с памятью. Так ли это?
— Бывает, мы сталкиваемся с такими наблюдениями. Работая в коронавирусном стационаре, мы общаемся и наблюдаем пациентов только в этот в период, у нас нет так называемого катамнеза — процесса контроля за пациентом после завершения этапа стационарного лечения. Из общения с коллегами можно сделать вывод, что в первые два-три месяца после выписки пациенты сталкиваются со следующими проблемами: быстрой утомляемостью и истощаемостью, забывчивостью. Кто-то становится более эмоциональным и раздражённым. Организм сталкивается с серьезным вызовом, какие-то последствия неизбежны. Я думаю, что это катамнестическая история, которую в медицине будут анализировать ещё лет пять и даже более, после того как закончится пандемия, потому что следы этого заболевания всё равно останутся в истории.